Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
Глава 5. «ДЫХАНИЕ СМЕРТИ»
Глядя, как Ксюша, увлекаемая гравилетом, кувыркается в траве, подобно тряпичной кукле, у меня сжалось сердце. Я не выдержал, и сильнее сдвинул рычаг привода, чтобы поскорее сесть и по крайней мере себя избавить от мучений и неизвестности.
Секунд через пять я довольно жестко посадил гравилет в высокую сухую траву, выпрыгнул из кабины, и помчался к тому месту, куда приземлилась Ксюша.
Лицо у нее было в крови, но раны видно не было, кровь текла откуда-то из-под ее густой шевелюры. Я упал на колени, прижал ухо к груди Ксюши, но биения сердца не ощутил. А вот дыхание было, слабое, едва заметное, и с неприятным хлюпающим призвуком. Ее левая рука выглядела ужасно, она опухла, покраснела и была неестественно выкручена в районе запястья, а чуть выше локтя, пробив кожу, торчала кровоточащая обнаженная кость. Я растерялся. Я не знал что делать, и ощущал себя совершенно беспомощным. Я ничего не мог один, и не мог бросить Ксюшу, чтобы идти искать Вершинского. И я понимал, что радости от того, что она еще жива, нет никакой. Потому что по всем признакам ее травмы были настолько тяжелыми, что ее надо было срочно доставить в стационар. Не в доморощенную санчасть, в какой нас латал после ранений Дохтер, а в настоящую больницу, с опытными врачами, с операционными роботами и с большим запасом заменителя крови. Вот только до ближайшей такой больницы от нас было километров триста, и даже на гравилете, врубив турбины на полную, это полтора часа полета. И я не был уверен, что у Ксюши есть эти полтора часа.
Хотя, у нас в поселке тоже был операционный робот, и Дохтер даже научился с ним кое-как обращаться, чтобы доставать из наших рук и ног осколки хитина. Но это старинное оборудование, снятое взрослыми с уцелевшего корабля, и умения Дохтера никак не вязались у меня с тем жутким впечатлением, которое оставляли Ксюшины травмы.
Из моих глаз непрерывным потоком текли слезы, и я ничего не мог с этим поделать. Они мешали смотреть, мешали думать, но не мог их остановить.
И тут меня осенило. Я со всех ног рванул к гравилету, выхватил из десантного отсека ружье, и пульнул ракетой в западном направлении. Она разорвалась посреди поля, подняв в воздух комья земли. Вокруг загорелась сухая трава, источая струйки редкого белого дыма. Я достал из ранца бинокль, и стал вглядываться в заросли вдоль дороги. пока не заметил Вершинского, выбравшегося на звук взрыва.
До него было около километра.
– А-а-а-а! – заорал я и заскакал на месте, как обезьяна, махая ружьем.
Вершинский увидел меня, и показал знаками языка охотников:
«Что случилось?»
«Ксюша ранена, умирает, скорее идите сюда», – показал я в ответ.
Я понимал, что старик не сможет преодолеть этот километр бегом, путаясь в траве, сбивая ноги по буграм и рытвинам. Нужно было набраться терпения. Все, что я мог, уже было сделано. Но время работало не на нас. Лицо Ксюши бледнело, хлюпающий звук в дыхании слышался все сильнее.
Я подумал, что может лучше приподнять ей голову, чтобы легче дышалось, но тронуть ее боялся, чтобы не сделать хуже. Минут через пять, запыхавшись, как марафонец после дистанции, до нас доковылял Вершинский.
– Она упала на скалы, – уже не пытаясь сдержать слез, пояснил я.
Вершинский осмотрел раненную.
– Закрытый перелом лучезапястной кости, – поставил он диагноз. – Открытый перелом плеча. Черепно-мозговая травма. Закрытая. Звук из груди плохой. Похоже, что сломанное ребро пробило то ли легкое, то ли грудину. Лучше бы грудину.
Не раздумывая, он выхватил боевой кинжал из ножен и разрезал на Ксюше футболку, обнажив всю верхнюю часть ее тела. Я впервые увидел Ксюшину грудь голой, но мне было не до эротики, так как сантиметров на пять ниже правого соска из тела торчал обломок ребра.
Я сглотнул, и снова подавился слезами.
– Так! – рявкнул на меня Вершинский. – Сопли в сторону, не до них сейчас. В гравилете, на левой переборке в десантном отсеке должен быть оранжевый аварийный ящик. В нем аптечка. Живо за ней!
Я рванул вперед быстрее, чем если бы меня патрульник дернул своими щупальцами. Влетев в десантный отсек, я открыл аварийный ящик, нашел пластиковый контейнер с красным змеем, обвивающим чашу, и бросился с ним обратно наружу.
Вершинский открыл аптечку, цепким взглядом оценил ее содержимое и первым делом достал какой-то плоский пакет, разорвал его быстрым движением, вытащил из упаковки квадратный силиконовый пластырь. Обломок ребра, торчащий из раны на груди, Вершинский без затей затолкал пальцем внутрь грудины, а саму рану заклеил пластырем.
– Сейчас давление в грудине восстановится, и ей легче будет дышать.
Так и вышло, очень быстро Ксюша задышала глубже и чаще, а хлюпающий звук стал тише, а затем и вовсе пропал. Я взял ее руку, и уже без труда нащупал пульс. Нельзя сказать, что это меня успокоило, но появился хотя бы намек на надежду.
– Теперь другая проблема, – объяснил мне Вершинский. – Кровь из порванных обломком ребра тканей сейчас уходит внутрь грудной клетки. И когда ее станет много, она не даст легким расправляться, и Ксюша задохнется. Поэтому кровь из грудины надо периодически откачивать.
– У нас есть чем? – с надеждой спросил я.
– Нет, – отрезал Вершинский. – Есть игла для внутривенных вливаний, но у не диаметр мал, ей много не высосешь, и помпы нет.
– Я мог бы хоть ртом высасывать! – выпалил я.
– Это бессмысленно. Ксюше нужна квалифицированная медицинская помощь. В первую очередь, операционный робот, чтобы сшить сосуды и остановить внутреннее кровотечение. Так же ей нужно вливание крови и исследование мозга, а возможно и его искусственная стимуляция. До нашей базы лететь полтора часа, даже больше. Но при таких травмах Ксюша может не прожить полтора часа. Особенно с учетом травмы головы и внутреннего кровотечения. Но даже если она проживет полтора часа, лететь мы все равно не можем. Ракетные платформы не дадут.
– Операционный робот есть у нас в поселке, – заявил я. – Пока взрослые были живы, они сняли его с одного из кораблей и запустили в строй. Дохтер умеет с ним управляться.
– Я сам умею управляться с операционными роботами, – отмахнулся Вершинский. – Но вряд ли Дохтер обрадуется, когда мы обратимся к нему за помощью.
– Да плевать на него! – со злостью произнес я. – У нас же есть гравилет, ракетное ружье, винтовка, ваш карабин, бомбочки. Используя превосходство в воздухе и ваш боевой опыт, мы бы всему поселку могли надрать задницу.
– Экий ты бодрый! – Вершинский поморщился. – Гравилет без турбин не стоит ничего.
– Он заправлен на девяносто пять процентов!
Я заметил, как глаза Вершинского загорелись. Я знал, ему необходим гравилет, чтобы на нем вернуться на базу. Если это заправлен, заправлены и другие. Он заглотил наживку. Но я не смог его подсечь.
– Я не буду стрелять в детей. – заявил он. – Точка.
– Да как вы можете? – Я сжал кулаки. – Это ведь из-за вас, из-за вашего дурацкого плана Ксюша упала. Вы должны мне помочь ее спасти.
– Да? Ксюша упала не из-за моего плана. Она упала потому, что у тебя, салага, руки растут из кормового отсека. Ты не по возрасту самоуверен, и вполне по возрасту неопытен и глуп. Вот почему она упала. А вся моя вина состоит в том, что мне больше не к кому обратиться за помощью, кроме двух салаг, половина из которых – девчонки.
Я его чуть не ударил, но у меня опустились руки.
– Она умрет. – Я сел на корточки и закрыл лицо руками.
Вершинский молча поднялся с травы и направился к гравилету.
– Он не только заправлен, – донесся из кабины голос Вершинского. – Он еще и в полном боевом обвесе. Шестнадцать ракет, четыре бомбы. Ладно, салага, не дрейфь. Сопли в сторону, я сказал!
Мне пришлось убрать от лица ладони и обернуться.
– Уговорил, – пробурчал Вершинский. – Ракетами можно не только убивать, но и до усрачки напугать толпу подростков во главе с педофилом. К тому же, я думаю, вашему Дохтеру за одно приманивание тварей ультразвуком, положено примерно
